Memories: Dilmun от Lorenzo Villoresi.

Мне, к сожалению, никогда не приходилось ехать на машине с открытым верхом по дороге, на обочинах которой росли бы апельсиновые деревья. Но уверен, что врывающийся в салон аромат померанцев будет очень похож на первое впечатление от Dilmun, созданного великим Lorenzo Villoresi. Он наполняет окружающее пространство невообразимым, находящимся где-то совсем рядом и вокруг, бурным цветом флердоранжа. Он свеж и звонок, как переливающийся красками майский день, готовый во всем распустившемся великолепии передать свою эстафету уже стоящему на пороге лету. И прозрачное матовое стекло его флакона как нельзя более удачно гармонирует с фактурой льняной рубашки, спасающей от надвигающейся жары.

Моя личная проблема в отношениях с Dilmun возникла из-за воспоминаний. Он относил меня ко времени, когда я был еще школьником и проводил все лето у бабушки, жившей в сотне километров от Екатеринбурга. Дорога в комфортабельном (по тем временам) Икарусе пролегала через небольшой районный центр, и затем несколько деревень, где места сошедших в своих пунктах назначения горожан занимали жители провинции. Их видавшие виды пиджаки и обветренные от работы в поле лица иногда пахли именно так, как пахнет Dilmun, хотя и покупали они свои ароматические изыски в поселковом сельпо.

Я отдаю себе отчет, что для многих россиян ряд известнейших парфюмерных творений, давно занявших место в hall of fame, тоже пахнут Красной Москвой и не иначе. Видимо по-другому просто не может быть, поскольку в стране, лишенной на протяжении лет культурной интерференции, других ароматов физически не было, а идеи, питавшие советскую парфюмерную промышленность, привозились из-за рубежа и попадали на рынок огромной страны уже будучи адаптированными под нищую действительность. Не удивительно, что аромат, вдохновленный цветущими апельсиновыми деревьями, но переложенный на советский лад, ассоциировался у меня с пыльными деревенскими дорогами и мотоциклом с коляской, в которой обычно перевозили картошку.

У этих параллелей есть и своя прелесть. Зарисовки из детства, какими бы они не были, доставляют радость, они вызывают в памяти яркие образы самой безмятежной поры нашей жизни. Это период, когда оценка событий происходит по совершенно другой шкале, и где мерилом выступают эмоции от событий, а не их анализ. Мне так и не удалось переложить Dilmun на тот возраст, когда я с ним познакомился. Вдыхая его шлейф, я отдаю должное мастерству синьора Villoresi и пытаюсь перенестись вместе с ним в волшебное райское место, где неизвестны такие слова как болезнь или смерть, и которое, по некоторым преданиям, послужило прообразом библейского Райского Сада. Я восхищаюсь мастерским акцентом розы, мягко очерчивающим излишнюю резкость нероли и пряным тембром лавра, нежащемся в прохладном дуновении ладана. Мне представляется удивительное место, где солнце заходит лишь для того, чтобы дать полюбоваться лунным светом и россыпью Млечного пути. Но, в какой-то момент, словно какая-то невидимая рука поворачивает выключатель, и я снова оказываюсь на деревенском автовокзале, где местные жители встречают приехавший из города, покрытый пылью автобус.

Выражаю личную признательность великому парфюмеру за тот экскурс, который мне удается совершить каждый раз, когда я беру в руки флакончик Dilmun.